Другими словами: посмотрите, чтобы товар не задерживался, шел бесперебойно, а мы будем работать особо отлично, чтобы о нас «молнию» выпустили — привет, мол, передовикам производства.
Суворова слыла и неплохой общественницей. Как член бытовой комиссии цехового комитета, она обследовала квартиры рабочих, помогала получать путевки на курорт.
А вот когда конвейер пошел из горнов мимо туннелей в сортировочную, Суворовой показалось, что ломается хорошо налаженный ею порядок.
- Тележки лучше! — раздраженно говорила она. — Когда хотим, тогда везем, никто нам не мешает, никто не подгоняет.
Работницы ее бригады молчали. Некоторые, как, например, Нюра Синицына и Надя Шигаева, прислушивались к голосу бригадира и верили ей: может, и верно, что конвейер только мешает. Другим же как-то неудобно было высказывать промелькнувшую мысль, что Суворова отмечает товар, а сама не возит тележек и поэтому не чувствует тяжести этого труда.
Но как только привыкли к конвейеру, сразу почувствовали облегчение. Работа перестала быть физически трудной. Правда, теперь приходилось соображать, но если соображаешь, легко используешь конвейер.
Участок отвозки товара стал перевыполнять план. Тогда в преимуществах конвейера убедилась и Суворова. Бригадир второй бригады Катя Алексеева, уже давно одобрившая новинку, пошутила:
- Чуть-чуть было тебя, Маша, не зачислили из передовых в отсталые.
И обе они рассмеялись. Суворова не обиделась на правду. С конвейером она в чем-то действительно просчиталась.
И вот теперь в кабинете у Сажко сидели главный инженер Петров, начальник технического отдела Гаврилов, главный механик Лубов, заведующая производством Березовская, Козлов, Жукова и другие.
- Что же сделать для пуска конвейера у горнов? — снова спросил директор.
Все говорили, что конвейер требует доделок, но согласились: пускать его надо обязательно.
- А вы пустите еще несколько раз, — посоветовал Сажко — попросите рабочих, которые соприкасаются с конвейером, техников цеха, ставильщиков, выборщиков и других последить за работой механизма, потом соберите производственное совещание, спросите мнение людей, обсудите коллективно все предложения и замечания — и те, что есть, и те, что будут, — и дайте собранные материалы на технический совет завода. Не может быть, чтобы совместными усилиями мы не пустили конвейер.
Конвейер пустили августовским утром в смену Андреева, который, не в пример Ясинской, думал не только о недостатках, но и о том, как замеченные недостатки побороть.
Это был широкий общественный экзамен. Внимательно, строго, даже придирчиво следили за работой конвейера сотни глаз. Упреки сыпались щедро не только в этот день, но и всю неделю, пока работал конвейер.
На бурном производственном совещании, которое провел начальник цеха, выступали многие рабочие. И тут окончательно наметили, что именно придется переделывать: надо обвести линию вокруг первого горна, приблизить ее к третьему, снизить между пятым и шестым и поднять возле пятого и четвертого, чтобы подносчики торфа могли свободно проходить.
Начальник участка горнов Андреев сказал:
- Посуду-то мы в капселях доставляем, а как доставить пустые капсели заборщицам? Полка на люльке одна. Сделайте вторую, тогда используете ее для подачи пустых капселей от любого горна.
Сделали люльки двухярусными. Вместимость их сразу повысилась вдвое. Раньше работало четыре подносчика капселей, а теперь остался один и отлично справлялся с делом.
Исправлял конвейер цеховой механик Дмитрий Степанович Цивинчук. Но он и не мог и не хотел быть простым исполнителем. Севастопольский матрос, старшина второй статьи, он любил технику и не мыслил дела без творчества. Цивинчук видел, что линия третьего конвейера, огибая второй горн, проходит далеко от третьего. Даже тогда, когда горн загружали вручную, и то носить было ближе. А ведь можно направить конвейер мимо самой выборной двери третьего горна. Он предложил сделать это.
Когда выполнили все, что насоветовали в цехе, конвейер пошел.
Недовольные еще остались. Та же Ясинская ворчала:
- Ну, опять завертелась карусель.
А рабочие стали все больше и больше ценить конвейер.
В перерыв сядут горновщики, подойдет к ним Андреев и нарочно заведет разговор на эту тему. Рассуждал он не вообще, а брал, как теперь часто говорят, «конкретную экономику».
Василий Егорович Кругов, вторя словам Ясинской, однажды заикнулся о карусели, которая-де крутится только для развлечения.
- Сколько ты раньше брал капселей? — хитро прищурив глаз, спросил Андреев.
- Четыре.
- А теперь?
- Теперь? Две.
- Значит, вдвое легче стало? Так?
Крутов не спешил с ответом. Он подумал: нет ли тут подвоха. Что-то уж очень просто получается.
- Так, может, я теперь двенадцать часов на загрузке работать буду, — пробурчал он.
Заметили по часам, сколько времени загружали горн: оказалось, что не дольше прежнего.
Андреев подошел к Крутову:
- Ну, что теперь скажешь?
Крутов молчал. Больше он о карусели уже и не заикался.
Если почему-либо теперь выключали ток и ставильщикам приходилось несколько минут загружать по старинке, они в один голос кричали:
- Давай конвейер! Без конвейера — нож острый!
А борьба за новое в цехе не затихает. Надо еще наладить ленточные транспортеры, от них тоже немалая польза. Все знают, что скоро завод будет переходить на газовое топливо. Тогда не придется ни подвозить, ни подносить торф, — еще одной тяжелой работой будет меньше. На заводском дворе построены новые корпуса — придет время и вступят в строй мощные туннельные печи. После этого круглые горны, как отжившие свой век, разберут.
Новые технические задачи встают перед рабочими, техниками, инженерами. Это движение — вечное. Оно, конечно, продолжится и в новых условиях, при самой передовой технике. Всегда и везде пригодятся и рабочая смекалка и инженерная эрудиция.