Кожин Павел Михайлович (1904—1976). Известный советский скульптор-анималист, работавший в различных керамических материалах. Родился в дер. Быковке (Марийская АССР). В 1931 г. окончил Вхутеин (керамический факультет). Его творчество в основном связано с Дулевским заводом (с 1938 г.). На ЗИКе неоднократно выполнял выставочные произведения, давал образцы для массового производства. В 1927—1928 гг., еще студентом, создал на ЗИКе скульптуру «Марийцы», кувшин «Лиса и виноград», подставку для лампы «Индустрия», серию тарелок с ручной росписью «Знойное лето», «Море», «Ущелье» и др. 1935—1937 серию анималистических скульптур («Соболек», «Куница», «Волк», «Лиса», «Выдра с рыбкой» и др.), а также вазу «Горные бараны», кувшин « Восточный дворик»; в 1951-1952 и в 1957 гг.— скульптуры «Старый тетерев», «Молодой глухарь», «Речной окунь», «Куропатка», «Фазан» и др. Многие произведения тиражировались на ЗИКе.

Источник: Бубнова Е.А. Конаковский фаянс - Москва, 1978

Кожин Павел Михайлович (04.01.1904-27.12.1975). Скульптор-анималист, работавший в различных керамических материалах, исполнял выставочные произведения и образцы для промышленного производства. Родился в деревне Быковка Нижегородской губернии (позднее – Марийская АССР). Первоначальное образование получил в местном сельском начальном училище, после революции 1917 года – в Нижегородской школе – коммуне, которую окончил в 1924 г. По воспоминаниям скульптора, он с детства любил рисовать и лепить из глины. Одновременно с обучением в школе П. М. Кожин состоял вольнослушателем Нижегородского художественного техникума. По совету художника Л. Овсянникова отправился в Москву, где поступил на работу учеником-печатником в Первую Образцовую типографию. В 1926 – 1931 гг. учился во ВХУТЕИНе на керамическом факультете, в период обучения был секретарем Ученого совета факультета, окончил его с квалификацией «художник – конструктор, керамист». Учился у И. М. Чайкова, И. С. Ефимова, В. Е. Татлина, живописи у А. В. Куприна, П. В. Кузнецова, находился под влиянием искусства В. А. Фаворского. Проходил производственную практику в первой художественно – керамической лаборатории, существовавшей при музее керамики в Москве (в настоящее время – ГМК «Кусково»). Здесь обучались М. П. Холодная, Н. М. Миклашевская*. В 1931 году входил в состав бригады художников (В. Васильев, Е. И. Трипольская, А. Б. Траскунов), командированных ВХУТЕИНом на Дмитровский фарфоровый завод для создания образцов росписей чайной посуды*. В 1932 – 1933 гг. работал заведующим лабораторией Института кустарной промышленности, в этот период им были выполнены работы в цветном стекле (табакерки «Горный баран» и «Всадник», 1932 г.). В 1929-1938 гг. художник еще не был связан с постоянной работой на каком-либо заводе, он пробовал свои силы в разнообразных жанрах, много экспериментировал с материалом. В это время созданы скульптуры "Частушки" (1929 г.), "Беременная" (1930 г.), дружеские шаржи на академика Грабаря и искусствоведа Морозова (1933 г., фаянс), юмористическая фигура «Старик со старухой» по мотивам сказки А.С.Пушкина (1933 г.). С середины 1930-х годов художник сосредотачивает свое внимание на анималистической теме. В это время появляются "Лиса и орел" (1933 г.), "Орел и змея" (1934 г.), "Лань и борзая" (1934 г.) и другие. С конца 1920 – х гг. П. М. Кожин работал на Конаковском фаянсовом заводе, где выполнял выставочные произведения, давал образцы для массового производства. В 1927 - 1928 гг., будучи еще студентом, П. М. Кожин создал в Конаково скульптуру из серии "Марийцы", кувшин "Лиса и виноград", основание для лампы "Индустрия", серию тарелок с ручной росписью "Знойное лето", "Море", "Ущелье" др., в 1935 - 1937 гг. - серию анималистических скульптур - Соболек", "Куница", "Волк", "Лиса", "Выдра с рыбкой" и др., а также вазу "Горные бараны" и кувшин "Восточный дворик". В 1930 – е гг. выполнял ряд работ на заводе «Всекохудожник»* С 1938 года* творчество П. М. Кожина связано с Дулевским фарфоровым заводом. В конце 1930 – х гг. он выполняет в фарфоре скульптуры "Лесоруб", "Продавец сосисок", "Милиционер", "Поп и Балда". В Дулево выполнены многочисленные скульптуры рыб и птиц (карпы, стерляди, окуни, фазаны). В 1950 – е гг. - фигуры «Речной окунь» (1954 г.), «Ворон» (1954 г.), «Тукан» (1956 г.). Созданию скульптур предшествовали рисунки с натуры, в материале фигура компоновалась вместе с окружением морского или речного дна: ракушками, водорослями, камнями. В ранних работах акцент делался на видах рыб (вуалехвост, сом, стерлядь), контурах тела. В поздних работах автор больше внимания уделял деталям. Кроме того, П. М. Кожин работал в историческом, литературном и фольклорном жанре ("Царевна-лягушка", "Сказка о глупом мышонке", "Иванушка в полете", "Хозяйка Медной горы», "Баян"). В 1950 г. совместно с А.Д. Бржезицкой и Н.А. Малышевой он выполнил многофигурную композицию "Международный фестиваль молодежи в Будапеште". Перейдя в 1938 году на Дулевский завод и, начав работать над фарфоровой скульптурой, П. М. Кожин не порывал, однако, связей с Конаковским фаянсовым заводом и многие свои работы выполнял для фаянса. Прежде всего, это были его анималистические скульптуры, которые выполнялись обычно в технике потечных цветных глазурей и выпускались заводом как майолики. В том числе, "Фазан" (1951 г.), " Молодой глухарь" (1950 г.), "Старый тетерев" (1951 г.), "Куропатка" (1951 г.), "Горностай" (1951 г.), «Речной окунь» и многие другие. Многие произведения П. М. Кожина тиражировались на Конаковском фаянсовом заводе. Работал в монументальной скульптуре (скульптурный фонтан «Лань с тиграми» для московского ресторана «Арагви», 1930 – е гг.). В 1950 – е гг. выполнил ряд произведений на Рижском фарфоро – фаянсовом заводе («Морской конек», 1954 г.). С 1962 года преподавал в МВХПУ. С 1930 года П. М. Кожин участвовал в многочисленных выставках, в том числе, во Всемирной Парижской выставке (1937 г. - удостоен золотой медали за фаянсовые фигуры, исполненные в 1936 г., - «Волк», «Куница», «Соболек», «Выпь»); в Выставке художественной промышленности в Копенгагене (1954 г.); Всемирной выставке в Брюсселе (1958 г. – получил серебряную медаль); в советских промышленных выставках за рубежом (1950-е гг.); во Всесоюзных художественных выставках (г. Москва, 1946, 1947, 1950, 1952, 1954, 1955 гг.); в Выставке «Индустрия социализма» (г. Москва, 1939 г.); в Выставке лучших произведений советского изобразительного искусства (г. Москва, 1940 г.); в Выставке фарфора в ГРМ (г. Ленинград, 1948 г.); в Выставке народного прикладного искусства и художественной промышленности РСФСР (г. Москва, 1952 г.); в Выставках произведений московских скульпторов (г. Москва, 1952, 1953, 1957 гг.); в Выставке декоративных искусств. МССХ. (г. Москва, 1955 г.); в Выставке произведений Е. Ф. Белашовой, А.М. Каневского, И.В.Кирсановой, П.М.Кожина, А.В.Кокорина, Г.В.Нерода. (г. Москва, 1956 г.); в Выставке скульптуры Московского отделения Союза советских художников (г. Москва, 1957 г.); в Выставке к 1 Всесоюзному съезду художников (г. Москва, 1957 г.); в выставке «Москва социалистическая» (г. Москва, 1957 г.); во Всесоюзной художественной выставке к 40-летию Великой Октябрьской социалистической революции. (г. Москва, 1957 г.); в Первой выставке «Московская керамика» (г. Москва, 1974 г.) и др. Умер в 1975 году в Москве. Произведения хранятся в ГТГ, ГМК «Кусково», ВМДПНИ, Музее Конаковского и Дулевского фарфорового заводов.

Источник: СовАрт

«Зоопарк» Павла Кожина. Безземельный крестьянин Михайло Кожин из глухой марийской деревушки не мог даже мечтать о том, что его сын, родившийся в страшном году начала русско-японской войны, станет крупным художником, слава которого перешагнет границы России. Мальчик любил рисовать. Постепенно точный от природы глаз вырабатывал точность руки художника. AВеликий Октябрь открыл Павлу Кожину дорогу к художественному образованию. Еще в студенческие годы он познакомился с Тверской фарфоро-фаянсовой фабрикой (ныне Конаковский фаянсовый завод), где под наблюдением своих профессоров И. Ефимова и И. Чайкова выполнял первые скульптуры в фаянсе и майолике.

«В те годы бытовая скульптура, — вспоминал Павел Михайлович, — рассматривалась как буржуазный предрассудок. Нужна была большая смелость работать в этом жанре». А он был смел и неравнодушен к анималистическим работам И. Ефимова и В. Ватагина. Их скульптурные животные напоминали ему далекое детство, глухую Быковку, где начинал познавать мир. Наверное, поэтому животные в его творчестве заняли ведущее место.

Он жил и работал в Дулеве. Но очень любил фаянс и майолику. Эти теплые, яркие, праздничные материалы открывали широчайшие возможности для выражения его мыслей и взглядов. И поэтому он был очень рад, когда И. Фрих-Хар предложил ему принять участие в работе Конаковской художественной лаборатории.

Уже первые опыты 1935—1936 годов, в результате которых увидели свет «Соболек», «Куница», «Волк», «Лиса», «Сова и заяц», принесли Павлу Кожину мировое признание и Золотую медаль Всемирной Парижской выставки 1937 года.

Во время одного из приездов Кожина в Конаково весной 1953 года мне посчастливилось встретиться с ним в хранилище образцов фаянсового завода. Павел Михайлович тогда с большой теплотой и любовью рассказывал о скульптуре, изображавшей белую сову, которая гонится за зайцем. «Ночь» (на снимке), как назвал он это произведение, тоже была в Париже. Дело в том, что она вобрала в себя целый комплекс новинок. Во-первых, это — композиционная находка. Ему удалось оригинально изобразить динамику стремительного полета полярного хищника и бега спасающего свою жизнь зайца. Во-вторых, образы совы и зайца обобщены до предела. В них нет других подробностей, кроме навечно замершего движения погони и ужаса надвигающейся смерти. И в-третьих, автор отказался от детальной проработки цвета керамическими красками. Условностью цвета полутьмы полярной ночи он подчеркивает условность выбранных форм, что очень точно соответствует художественному замыслу. И все это решено элегантным использованием техники подглазурной солевой росписи. В такой же технике были выполнены и другие скульптуры этой серии. Не случайно французы — тонкие ценители искусства керамики — присудили ему высокую награду Парижской выставки.

В послевоенные годы, вплоть до 1966 года, П.М. Кожин привозил в Конаково свои новые модели и создал целый «зоопарк». Надо справедливости ради сказать, что именно майоликовые «Глухари», «Туканы», «Коршуны», «Дрофы», «Тетерева» значительно живее и точнее, чем фарфоровые экземпляры, передают повадки и живые формы птиц.

Павлу Михайловичу, наверное, единственному из рыбаков всех времен и народов, удалось «вытащить» рыб из воды и волшебством своего таланта оставить живыми в чуждой им среде. Простой перечень скульптур «рыбной» тематики подтверждает это положение: «Морской окунь», «Угорь», «Игра стерлядей». Майоликовый «Морской окунь» и «Коршун» в 1958 году экспонировались на Всемирной выставке в Брюсселе, где Павел Кожин был удостоен Серебряной медали. Его скульптуры в большинстве своем — крупные интерьерные произведения. Многие из них выпускались заводом значительными тиражами и пользовались огромной популярностью у покупателей, да и теперь еще не потеряли привлекательности. Это видно хотя бы по тому, что выпускающийся сейчас «Глухарь» пользуется большим спросом.

Лубов Г. «Зоопарк» Павла Кожина // Заря, 1981. – 23 февраля.

Сказки Пушкина. В очерке «Зоопарк» Павла Кожина» мы рассказали об анималистических произведениях крупного художника-керамиста П.М. Кожина. Нынешняя публикация посвящается его работам, ничего общего с анималистической не имеющим. Эта сторона творчества Кожина, может быть, не велика по количеству работ: «Сталевар», Работница», «Арабский танец», «Снегурочка», «Поп и Балда», «Старик и старуха» и еще несколько жанровых скульптур. Но они раскрывают другую сторону таланта большого мастера малой формы — его умение с большой психологической силой показывать различные типы и характеры людей. Вот перед нами две некрупные скульптуры - гротеска, как называл их Павел Михайлович, «Поп и Балда» (ее высота 19, а наибольшая длина 21 сантиметр) и «Старик и старуха» по размерам обе примерно одинаковые). Задуманы они были еще в период, когда страна готовилась отметить скорбную дату — 100-летие со дня смерти великого Пушкина. Кожин пробовал их в фарфоре, но такой теплоты и непосредственности, какой хотелось, не случилось. И лишь в конце 1937 — начале 1938 годов замысел воплотился в фаянсе. Несколькими штрихами он создает колоритные образы героев пушкинских сказок.

Первая скульптура изображает встречу Балды и попа на базаре в тот самый момент, когда он говорит Балде: «Нужен мне работник: повар, конюх и плотник. А где мне найти такого служителя не слишком дорогого?» Балда с достоинством выслушивает запрос скаредного попа и смекает, как бы наказать его за жадность. Поза Балды говорит о силе, уверенности в себе. И пусть поп принимает его за дурачка, тонкий и живой ум русского мужика уже придумал наказание. И кажется, что сейчас Балда скажет свои знаменитые слова: «Буду служить тебе славно, усердно и очень исправно, в год за три щелка тебе по лбу...». Художник выражает свое отношение к персонажам, как принято говорить, «сгущая краски», в нашем случае обобщая и преувеличивая форму. Попа он изображает маленьким плюгавеньким старичком, в котором и душа-то, на первый взгляд, еле держится, с приплюснутым лбом и огромными по сравнению с размерами фигуры загребущими руками, которые не скрыть даже поповской рясой. Балда же — крупный и сильный молодой мужчина, руки его скрещены на груди, под засученными рукавами рубахи чувствуется напряжение мышц, соскучившихся но работе. Высокий лоб закрыт шапкой, чтоб волосы при работе не лезли в глаза, новые лапти на ногах. Мы проникаемся уважением к мудрому Балде и брезгливо смотрим на человеческое ничтожество в поповской рясе. Какая острая сатира! Как точно даны классовые характеристики образов двух этих людей, представляющих антагонистические классы русского общества XIX века!

«Старик и старуха» — герои «Сказки о рыбаке и рыбке». В ней Пушкин развивает извечную тему русского фольклора о жадной и завистливой жене и добром и работящем муже. П. Кожин довольно скупыми художественными средствами сумел передать тот момент пушкинской сказки, когда «старика старуха забранила; «Дурачина ты, простофиля! Не умел ты взять выкупа с рыбки! Хоть бы взял с нее корыто, наше-то совсем раскололось». С растерянным видом стоит старик. Он не поймет никак «вины своей» — ведь доброе дело сделал: сохранил жизнь необыкновенному существу. А старуха готова взорваться от ненависти к своему супругу из-за того, что упустил пришедшее нежданно-негаданно счастье. В обоих произведениях художник пластическими средствами выписывает характеры героев. Очень осторожно и точно вводит цвет — мягкую подцветку зелеными, синими, розовыми растворами солей по технологии Т.3. Подрябинникова. Форма и цвет в них органически сливаются в одно целое, решая одну и ту же задачу создания яркого и броского запоминающегося художественного образа. И это было главным в творчестве художника. «Я уже знал, — пишет он в книге «Художники об искусстве керамики», — что, чем точнее уловлю характер изображаемого и чем глубже этот характер буду раскрывать, тем разнообразнее и интереснее будут пластические находки в форме и цвете... Мне кажется, никогда не потеряют своего значения... гротески «Поп и Балда», «Старик и старуха».

И сегодня, спустя почти полвека со времени создания этих произведений, наблюдая, с каким интересом, с каким вниманием посетители хранилища образцов фаянсового завода рассматривают «Попа и Балду» и «Старика и старуху», мы еще и еще раз убеждаемся в том, как справедливо было предвидение Павла Михайловича Кожина.

Лубов Г. Сказки Пушкина // Заря, 1984. – апр.

Скульптуры 1950 – 60 годов. Скульптор Павел Михайлович Кожин в 1936—37 годах на фаянсовом заводе им. М.И. Калинина создал серию произведений, за которые награжден Золотой медалью Всемирной выставки 1937 года в Париже. После окончания Великой Отечественной войны он ведет основную работу на Дулевском фарфоровом заводе. Но фаянс и майолика по-прежнему привлекают его своей теплотой, «мягкой» пластикой и неярким, неброским и таким естественным цветом подглазурного декора или декора цветными глазурями. Поэтому, нет-нет да и наведывается он в Конаково, чтобы проверить, как будут выглядеть в фаянсе и майолике скульптурные разработки, созданные для фарфора. В период 1950 — 1960 годов таким образом было сделано 32 произведения анималистической тематики, из которых многие можно отнести к разряду выдающихся. Свои творческие замыслы он не разделял на уникальные или, как теперь принято говорить, выставочные произведения и на образцы для серийного производства. Всю свою творческую жизнь он не уставал повторять и словом и делом, что между массовыми и уникальными произведениями нет и не должно быть пропасти, что в обоих случаях в них должна быть выражена душа автора, должна ощущаться рукотворность художественного образа. Умел он учитывать и реальные технологические возможности производства и извлекать максимум изобразительных эффектов из ограниченной палитры красок и глазурей, используемых в массовом производстве. Свидетельством тому тиражирование многих его анималистических произведений. Среди них, например, ставший знаменитым «Глухарь», созданный еще в 1951 году и выпускающийся заводом до настоящего времени, т. е. более 35 лет. В основе творческого процесса Кожина, над каким бы произведением он ни работал, лежит глубокое знание натуры, реалистический конкретный образ. Его птицы, звери, рыбы — это не просто мертвые чучела. В каждой скульптуре он стремится выявить какие-то особые черты, которые «оживляют», придают определенный характер изображаемым животным и особенно рыбам. И скульптор Кожин, не будет преувеличением сказать, наверное, единственный «рыболов» всех времен и народов, которому удалось, вытащив рыб из привычной для них среды — воды, оставить их живыми на воздухе. В этой связи П. М. Кожин, на мой взгляд, достиг наибольших успехов в скульптурах «Морской окунь» и «Стерляди», которую сам он называл просто «Игра». Скульптура «Морской окунь» была представлена художественному совету в ноябре 1957 года. По размерам она довольно крупная ее высота 290, а длина 320 миллиметров. Рыба изображена в поисках пищи у морского дна. Осторожно подкрадывается к добыче, и нам кажется, что чуть-чуть шевелятся плавники, поблескивает чешуя. Но весь окунь напряжен и зритель реально чувствует, что еще мгновение — и блестящей молнией он бросится на cвою жертву. Совершенно в ином плане изображены «Стерляди» — это веселая игра двух довольно крупных особей (высота скульптуры около 700 миллиметров) в период нереста. Здесь реально ощущается стремительность их движений в прозрачной волжской воде, порожденных великим инстинктом продолжения жизни. В изображении рыб довольно высокая степень обобщения и стилизации, которые усиливаются и серо-голубым колоритом декора. Все это еще больше подчеркивает содержание сюжета. Эта скульптура носит чисто станковый характер. Работы Кожина в фаянсе и майолике «Морской окунь», «Тетерев» и другие в числе экспонатов массовой продукции завода были представлены на Всемирной промышленной выставке 1958 года в Брюсселе, где автору была присуждена Серебряная медаль. Многие его скульптуры, созданные в послевоенные годы, входят в фонды Государственного музея керамики в Кускове и Музея декоративного и прикладного искусства России.

Лубов Г. П.М. Кожин. Скульптуры 1950 – 60 годов // Заря, 1987. – 10 окт. и 1983. – 23 февр.

Кожин Павел Михайлович. Художник беспокойной творческой мысли, Кожин на протяжении всей своей двадцатипятилетней деятельности ищет, изобретает, экспериментирует. Прекрасно чувствуя природу керамического материала, он стремится выявить самые различные возможности, таимые в фарфоре, фаянсе, майолике. Тонкий колорист, сам расписывающий свои вещи (но нередко также в содружестве с художницей М. Шепелевой), он создает то нежные перламутровые гаммы подглазурных красок, то звучные цветовые аккорды в грубой керамике, увлекается интересными опытами по сочетанию терракоты с майоликой, пользуется неглазурованными ангобами, соединяя их с восстановительными глазурями, достигает, сложных и тонких живописных аффектов. Однако не столько технологические, сколько образные и стилевые проблемы волнуют Кожина. Сквозь все его исключительно многотемное и многожанровое творчество проходят поиски своего стиля. Он стремится найти такие художественные приемы, которые позволили бы остро и лаконично раскрыть образную суть явления в согласии с декоративной природой художественной керамики. Этот свой стиль блестяще найден им в анималистической теме. Знаток животного мира, Кожин хорошо чувствует особенности различных его представителей. Для него явственно различие между горделивой хищностью ястреба и настороженной выжидательностью выпи, он живо ощущает кротость куропатки или ленивую стать массивного карпа. Но эти черты он передает, не «психологизируя» животное. Его интересует не индивидуализированный «характер», а типическая суть, порода того или иного представителя животного мира. И он раскрывает эту суть на языке напряженных, резко подчеркнутых пластических форм. Так рождаются гибкие и обтекаемые формы его куниц и собольков или упруго-стремительные «кривые» стерлядей. Острая декоративная выразительность этих образов не мешает, а помогает их правдивости, ничего общего не имеющей с внешним правдоподобием. Так, нередко пользуется Кожин условным цветом, прекрасно понимая, что, скажем, подглазурный кобальт с золотом гораздо лучше передаст царственную экзотичность тигра, нежели естественная, натуральная его рас­цветка. Анималистическая тема, по существу,— это тема природы. Характерно, что Кожин всегда мыслит образ животного в связи с его реальной природной средой. В скульптуре «Морской куст» мы видим рыбок, блуждающих в голубоватых и бледнорозовых зарослях подводной фауны. Его грузные сомы словно связаны с камнями и корягами речного дна, а стерляди — с чистым и вольным пространством. Кожин умеет добиваться ощущения пейзажа и без прямых изобразительных намеков. Одна и та же скульптура «Ворон и снегирь» расписана им однажды в сочетании синего и белого, другой раз — в гамме сероохристых и меднокрасных тонов. И этого оказывается достаточно для рождения образов зимы и осени. Если в анималистике Кожин нашел свое оригинальное лицо, свой способ видения мира, то сложнее обстоит дело с его многочисленными композициями на литературные, жанровые и даже исторические темы. Дело здесь не только в отдельных неудачах. Дело в том, что лишь тогда, когда Кожин следовал своей манере, находил свежие и острые декоративно-пластические формы, образное содержание его произведений раскрывалось глубоко и верно. Так, например, его скульптуры на мотивы бажовских сказов отличаются многими достоинствами и, пожалуй, превосходят психологической выразительностью работы других скульпторов на ту же тему. И все же вследствие того, что, создавая свою «Хозяйку Медной горы», скульптор шел в русле традиционных представлении об условном облике русской красавицы, в сарафане и с кокошником, ему не удалось воссоздать то особое, глубоко народное и подлинно современное содержание, которое вложил Бажов в образ этой фантастической феи трудового уральского люда. Поэтому художественно значительнее представляются нам композиции Кожина к сказкам Пушкина, Маршака на фольклорные темы, где он смелее и своеобразнее в своих решениях, где нашли у него свое полноценное выражение и сатирический гротеск, и лукавый юмор, и безыскусственный лиризм. Очень важна и работа Кожина над скульптурой утилитарно-бытового назначения – мы имеем ввиду его пепельницы, вазочки, лампы, небольшие интерьерные фонтаны и т.п. И в эту область своего творчества мастер вносит темперамент художника-декоративиста и энтузиазм изобретателя. Интересно задумана его лампа-ночник в виде птицы из белого фарфора. Освещаемая изнутри, она мерцает молочкоопаловыми тонами, то более, то менее светлыми в зависимости от толщины фарфоровой массы. Для настенных вазочек, в которых так легко поддаться соблазнам дешевой красивости, Кожин сумел найти скромные и строгие формы: он решает свои бра и настенные вазочки с известным архитектурным чувством — то в виде капители, то в виде своего рода кронштейнов, удачно сочетающихся с плоскостью стены. Задачи декоративно-бытовой скульптуры тесно связаны с задачами создания целостного художественно-бытового ансамбля, то есть, иначе говоря, с проблемой советского декоративного стиля. Эта проблема, в сущности, только еще поставлена, ее решение — теоретическое и практическое — пока еще дело будущего. И, думается, Кожин своим искусством, присущим ему художественным тактом, чуждым мещанского украшательства, сумеет во многом помочь решению этой важнейшей для нашего прикладного искусства проблемы.

Источник: неизвестен