Цепочка. Из книги: Арбат Ю. Конаковские умельцы, 1957. Еще не переодевшись после работы, покрытые белой фаянсовой пылью, с рукавами, засученными по локоть, вошли в кабинет начальника цеха три съемщицы — Нина Артемьева, Лида Чекушенкова и Дуся Богоявленская.
Клавдия Ивановна Третьякова, начальник формовочного цеха Конаковского фаянсового завода, женщина полная, средних лет, медленно подняла голову от бумаг и только, было, хотела спросить, зачем девушки пришли, как увидела слезы на лице Нины Артемьевой. Они катились по щекам этой обычно веселой и бойкой девушки обильно и капали на халат, оставляя на нем следы.
- Ты что, Нина?
Слезы у Нины закапали еще быстрее. Она заговорила сразу. Видимо, уже все продумала и не раз про себя повторяла эти слова:
Почему мы меньше всех получаем? Разве это справедливо, Клавдия Ивановна?
Еще не совсем понимая, в чем дело, Третьякова постаралась ответить спокойно:
- Вашу выработку записывали. И рассчитались с вами по третьему разряду, как и положено съемщицам.
- Мы не о том, — вмещалась Лида Чекушенкова, худенькая, большеглазая и всегда такая рассудительная и серьезная девушка. Она была лучшей съемщицей в цехе, и некоторым ее приемам даже учили в школе повышения производительности труда.
- Нам обидно: формовщицы делают брак, а мы за них расплачиваемся.
- Садитесь, девушки, — сказала Третьякова, — а ты, Лида, расскажи все по порядку. Как это так вы расплачиваетесь за формовщиц?
Лида начала с вопроса:
- Наша обязанность какая, Клавдия Ивановна? На люльках сушила к нам на третий этаж подымается подсохший товар от формовщиц. Мы снимаем его и расставляем по меткам: сюда изделия одной формовщицы, туда — другой, третьей. Увидим бой или явный брак — в сторону. И хотя мы каждую тарелку берем в руки, зарплату нам начисляют только за хороший, годный товар. Если формовщицы работали честно и брака у них почти нет, то и мы получаем больше, а если много товара идет в брак, получаем меньше. Но разве в этом виноваты мы?
Дорожки слез на щеках Нины еще не просохли. Как она рассчитывала на эту получку! В магазине, который все в Конакове называли «Под речкой», Нина уже давно присмотрела крепдешиновое платье — зеленое с белыми цветами — и рассчитала, что сегодня сможет его купить. А когда кассир пришел в цех и выдал заработок, оказалось, что все расчеты пошли прахом: формовщицы опять подвели, и на этот раз даже больше, чем обычно.
Лиду Чекушенкову возмущала несправедливость: почему за бракоделов должна отвечать она?! Разве в августе она хуже работала, чем в июле?
Дуся Богоявленская не очень верила, что из похода к начальнику получится толк, но решила все же поддержать подруг — за компанию.
Так три девушки, три работницы, появились в кабинете у Третьяковой. Дочь формовщика этого же фаянсового завода Клавдия Ивановна Третьякова сама работала в модельной, когда-то руководила комсомольской организацией зарода и долгое время пробыла на профсоюзной и партийной работе. Спокойная, вдумчивая, учитывающая при обсуждении любого вопроса все «за» и «против» и не любящая поспешных решений, она уловила в словах съемщиц дельные мысли.
- Посмотрим, девушки, что можно сделать. Обещаю вам разобраться в этом. Девушки ушли, а Клавдия Ивановна достала из стола тарифный справочник Главфарфора и нашла пункт о съемщицах:
«70. Съемщица изделий с форм. Третий разряд. Снимает изделия с форм у конвейерного сушила; снятые изделия устанавливает стопками и подает оправщику, при этом выявляет и отставляет негодные изделия (с трещинами, задетые, бой) и ведет их учет».
Третьякова сразу же почувствовала здесь какое-то противоречие. Казалось бы, чем больше съемщица заметит и отставит боя и брака, тем правильнее она поступит: ведь работникам завода после этого не нужно будет зря тратить труд и обрабатывать изделия, которые рано или поздно все равно пойдут в брак. Но в то же время, если съемщица станет добросовестно браковать, она сделает это на свою же голову, заработает меньше: ведь расчет ведут, исходя только из годной продукции. Это первое противоречие.
Есть и второе. Допустим, съемщица будет делать простую работу и лишь снимать изделия с сушила, а отставлять и учитывать брак не станет. Тогда она не выполнит одну из своих обязанностей, указанную в тарифном справочнике. Если же будет браковать внимательно, она тем самым выполнит работу контролера, и тогда, по совести говоря, ее труд следует оплачивать выше, чем по третьему разряду.
Здесь было над чем задуматься. Клавдия Ивановна хорошо понимала, что авторы справочника чего-то не учли. Но чего?
Несколько дней она об этом думала и, наконец, пришла к выводу, что борьба за качество выдвинула перед рабочими новые, более высокие требования и к себе и к соседям, а авторы инструкции исходили из старой обстановки и навечно закрепляли старые взаимоотношения между рабочими различных профессий.
Разве все благополучно с контролерами ОТК? Что они делают? Когда весь товар снят с люлек конвейерных сушил, контролеры приходят и берут из 1500—1800 тарелок наугад одну сотню. Если там окажется пять бракованных изделий, вся партия мажется черной краской, брак. Придется эти изделия перебирать поштучно, отбрасывая негодные.
На этом путаница не кончается. В одной сотне проверенных изделий случайно может быть меньше пяти бракованных, а в нескольких сотнях непроверенных — большой брак который при выборочной браковке невидим и неизвестен контролеру. Этот брак будут обрабатывать дальше, чтобы когда-нибудь, чаще всего уж в сортировочной, все же выбросить. Сколько лишнего труда затратят рабочие! Сколько места займет брак в горнах, где ценится каждый сантиметр площади! В немалую копеечку обойдется это заводу.
Но так было заведено исстари, так делали и сейчас.
Казалось бы, здравый смысл подсказывал: формовщиц надо предупреждать о браке сразу же, как только его заметят при съеме с сушила. Но этого не делали. Ведь бракует не съемщица, она лишь отставляет совершенно негодное. Бракует контролер. А он ждет, когда будет готова вся партия, да и не его обязанность вмешиваться в работу формовщицы.
Получался какой-то заколдованный круг, путаная цепочка, где один недостаток порождался другим и в свою очередь приводил к новому пороку, а виновники очень редко чувствовали свою вину.
«Пожалуй, и удобнее и выгоднее браковать при съемке, — подумала Клавдия Ивановна,— Тогда формовщиц предупреждали бы о браке и через контроль прошла бы не пятнадцатая или восемнадцатая часть изделий, а все до единой: ведь каждая тарелка хоть на несколько секунд, но обязательно побывает в руках съемщицы. Съемщицам тогда на законном основании повысят разряд».
«Надо попробовать передать браковку съемщицам», — решила Третьякова.
Хотя просьба трех девушек и вызвала у начальника цеха беспокойные мысли о запутанной системе организации труда, все же пока Третьякова думала не о перестройке работы в цехе, а только о том, чтобы как-то улучшить положение съемщиц.
Клавдия Ивановна подошла к восьмому сушилу, где Нина Артемьева сдавала смену Лиде Чекушенковой.
- А вы не могли бы, снимая изделия, оценивать их и сортировать: годное отдельно, то, что можно исправить, — в другую сторону, а неисправимый брак и бой — в третью? И все делить по мастерам?
- Почему нет, можно, — довольно равнодушно ответила Нина.
- Если увидите брак, сразу извещайте формовщиц.
- А они не обидятся? Скажут: что это ты нам указываешь, или мы хуже тебя в своем деле разбираемся? Скандал будет на весь цех.
- Пусть их самолюбие тебя не трогает. Как-нибудь справимся с ним. Все-таки попробуйте так делать, — предложила Третьякова. — Вы будете с пользой каждую тарелку перебирать. Оплата пойдет не только за годные изделия, а за все. Уж на этом я настою.
Девушек Третьякова убедила работать по-новому, а сама все же опасалась: не промахнулась ли в чем-нибудь?
Пошла она в отдел труда завода, в партийный комитет, к главному инженеру. Всюду Клавдию Ивановну поддерживали, и это ее окрылило. Вместе с цеховым нормировщиком А.А. Воробьевой она составила перечень новых обязанностей съемщицы и написала письмо в отдел труда Главфарфора. В письме указала, что при новых условиях должно быть значительно меньше брака, и поэтому съемщицы фаянсового завода имеют полное право на пятый разряд — тот, который присвоен контролерам на участке.
У Лиды Чекушенковой и Нины Артемьевой обязанностей сразу прибавилось, а заработок пока остался прежним.
- Подождем разрешения главка, — сказала Третьякова.
«Но придет ли это разрешение?» — беспокойно думали девушки. Они знали, как трудно изменить то, что закреплено временем. Правда, еще недавно и Лида и Нина были подсобницами: подносили формы, «затирали пласты» и уносили изделия от формовщиц. Теперь они получили более самостоятельную работу, и это, конечно, движение вперед. Но вся их жизнь — в школе, в пионерском отряде, в комсомоле— воспитала у девушек чувство справедливости, и сейчас именно это чувство заставляло их возмущаться устаревшим и несправедливым для съемщиц порядком. Им хотелось, чтобы на заводе, с которым они сроднились, в цехе, где бок о бок с ними трудятся подруги и товарищи, был полный порядок: от этого лучше станет всем. Однако порядка не было, и это вызывало досаду.
Прошла неделя, другая. Нина и Лида стали подозревать, что Третьякова неспроста последнее время не касается вопроса о разряде. Наверное, придет она и скажет:
- Ничего не вышло, девушки, главк возражает.
Но главк не возражал. Третьякова не говорила со съемщицами на эту тему по другой причине. Ответ был такой, что она не сразу его и поняла.
Работники отдела труда Главфарфора ничего не имели против присвоения пятого разряда съемщицам, коль скоро те стали выполнять контрольные функции. В принципе они поддержали новаторское предложение Третьяковой и только просили разъяснить, какую разницу оно даст в фонде зарплаты. Интересовало их также: освобождаются ли от работы оба контролера ОТК, существующие сейчас на участке формовки, или уходит только один.
Первым чувством у Третьяковой было недоумение:
- Позвольте, при чем тут контролеры? Ведь речь шла только о повышении разряда съемщицам.
Но Третьякова раздумывала дальше:
«Почему все-таки в главке спрашивают о контролерах? И что произойдет, если контролеров действительно не будет?»
Третьякова даже растерялась: а ведь ничего не произойдет, никто и не почувствует их ухода. Если съемщицы станут полностью проверять и браковать изделия, контролерам ничего не останется делать. Неужели опять наудачу будут они проверять десятую или пятнадцатую часть?
Третьякова вдруг поняла, что повышение разряда съемщицам — это только повод, только начало большого дела. И можно и нужно перестроить всю систему контроля в цехе, исправить недостатки, сути которых до сих пор не понимали и с которыми долго, годами, мирились в силу привычки. Теперь она вспомнила, что метод взаимного контроля и предупреждения дальнейшей обработки брака уже применялся под разными названиями в резиновой и текстильной промышленности. Третьякова читала об этом в газетах. Правда, на других производствах свои условия, свои особенности, и механически не перенесешь начинание текстильщиц или резинщиц на фаянсовый завод. Но стоит подумать о применении его у себя.
- Попробуем, попробуем. Ох, и здорово это будет, — шептала Клавдия Ивановна, счастливо улыбаясь оттого, что ей пришла такая светлая мысль. — Нужно действовать основательно. Для начала попрошу девушек учесть качество работы каждой формовщицы.
Раньше работа мастериц-формовщиц учитывалась по числу годных изделий. У одной таких изделий оказывалось больше, у другой — немного меньше. В зависимости от количества исчислялся и заработок. Теперь съемщицы стали записывать не только количество годных изделий, но и бой и брак, в том числе и такой, который можно исправить.
Результаты явились открытием и для руководства цеха и для мастериц.
Вот, к примеру, в один из дней октября Анна Сергеевна Голубева, всегда слывшая отличной мастерицей, отформовала 1 272 глубоких тарелки. Боя и брака у нее оказалось всего 6 штук, то есть полпроцента. Статистика в этом случае подтвердила установившуюся репутацию. Небольшой брак дали Волкова и Новикова — около полутора процентов. И здесь все было в порядке вещей. У Цыгановой же с первого сушила за смену пошло в брак 160 изделий. А ведь раньше Цыганова считалась хорошей работницей.
Третьякова поняла, что это был уже не прежний контроль—по существу формальный и в лучшем случае только позволявший отделываться от непоправимого брака. Нет, теперь это был принципиально новый контроль, помогающий делать выводы и обобщения. Появилась возможность обращать внимание на слабые места в цехе, на слабых работников.
Для формовщиц, допускающих много брака, создали две новые школы повышения производительности труда. Там выяснили, какой именно прием каждой работнице не удается, научили их этим приемам, и количество брака сразу резко уменьшилось.
Третьякова, вспоминая о том, как было поставлено раньше дело в цехе, думала:
«А ведь выходит, что во многом мы действовали вслепую».
И она была права: только теперь стало известно, что делается каждый час на каждом участке, за каждой машинкой у каждой работницы.
Клавдия Ивановна любила незаметно наблюдать за работой Лиды Чекушенковой. Недаром при отборе самых производительных приемов многое взяли у Лиды и стали учить этому новеньких в школе повышения производительности труда. Лида брала тарелку, легко проводила по ней ладонями, снимая «засорку» — попавшие во время сушки фаянсовые крошки, — потом безымянным пальцем поддевала край. На дне каждой тарелки была метка мастерицы — едва заметные полоски по всему кругу дна.
Лида раскладывала тарелки по мастерицам и в сторону отставляла брак. Она выработала определенную систему и не изменяла ей. Раньше Лида сердилась: только зря теряешь время из-за девчонок, которые работают, мало думая о качестве. Но когда контролеров с участка сняли, а съемщицам поручили контроль, Лида почувствовала себя на настоящем месте. Она стала строго следить за качеством работы.
