Стрельников Николай Николаевич (05.05.1925 - 01.12.2007) родился 5 мая 1925 года в Воронежской области. В 1943 году прямо со школьной скамьи ушёл на фронт. Он стал радистом, быстро освоил "морзянку" и с помощью рации поддерживал на поле боя связь между подразделениями. Прошёл дорогами войны нелёгкий путь от Волги до Одера.
А в мирные дни, уже опытный радист, он оказался очень кстати в отряде геологов. Пути искателя подземных сокровищ пролегли от берегов Балтики к пустыням Средней Азии, на Урал и в бескрайние просторы Сибири. Незаметно из радиста он превратился в картографа, отмечая на картах и схемах контуры открытых месторождений. Неожиданно открылся в нём талант художника-графика, этот талант и привёл его впоследствии в московское издательство "Наука". Здесь по достоинству оценили его способности и доверили оформление очень серьёзных книг по физике, математике, астрономии.
А на досуге художник-график превращался в живописца. Портреты близких ему людей отличаются не только внешним сходством, но и проникновением в характер, во внутреннюю сущность человека. Вот это стремление во всём дойти до самой сути, опять же неожиданно для него самого, привело Николая Николаевича в поэзию.
И здесь он начинал с нуля, до всего доходил самоучкой. Первое его стихотворение было опубликовано, когда автору уже "стукнуло" пятьдесят. Но натура его не подвластна возрасту, многие стихи Стрельникова энергичны, напористы и жизнелюбивы. Это в своё время подметил его тёзка и ровесник поэт Николай Константинович Старшинов, он и стал его первым редактором и литературным наставником.
Первые стихи Николая Стрельникова стали печататься в семидесятых годах в областных и районных газетах. В восьмидесятых годах они неоднократно включались в альманахи «Поэзия» В 1985 году в Москве выходит сборник стихотворений поэтов-фронтовиков "Поэзия моя - ты из окопа", где также публикуются стихи Стрельникова о войне. Высшей оценкой его творчества можно считать то, что одно из его стихотворений вошло в антологию "Венок славы", где собраны самые лучшие литературные произведения о Великой Отечественной войне.
Разносторонние таланты Николая Николаевича, его жизнелюбие, увлечённость и добросовестность в любом деле заслужили всеобщее уважение и благодарность. Воин Стрельников отмечен орденом Отечественной войны. Художнику Стрельникову благодарны учёные, книги которых он оформил. Поэт Стрельников - автор десяти книг - заслужил любовь и признание многих любителей поэзии.
Автор: Борисов Анатолий Семенович
С 1946 г. Стрельников Н.Н. проживал в городе Конаково. Работал на Конаковской ГРЭС.
Стрельников Н.Н. Избранное. Конаково, 2011.- 372 с. В книгу вошли стихи разделенные по темам: «Вмещаю мир», «Высверки души», «Вечное счастье», «Духовные алфавит».
Стрельников Н.Н. Секира. Круговорот красоты. Конаково, 2011.- 370 с. Рассказы, из которых состоит книга «Секира» разные по жанру: художественные, публицистические, со стихотворными вкраплениями и без них. В книгу «Круговорот красоты» вошли материалы, написанные автором за 15-летний период «вхождения в литературу», начиная с первого рассказа, и кончая вещами, вышедшими из-под пера буквально недавно. Диапазон их звучания очень широк – от лирических зарисовок о «братьях наших меньших» до диалогов на мировоззренческие темы. А все в целом – и рассказы, и дополняющие их стихи. Обе книги объединены общей целью, все их направляет одна «красная нить» к тому выводу, имя которому – самопознание.
Стрельников Н.Н. Вмещаю мир: Стихотворения и поэма.- М.: Современник, 1989.- 159 с. Это книга – о тонкостях. На всем ее протяжении сквозит мысль – самопознание путем внимательного взгляда на мир, самопознание с проявлением всех его атрибутов: доброты, совести, милосердия и т.д. и, конечно же, полного взаимопонимания человека с природой, которое здесь давно в конкретных примерах, иллюстрирующих ту же главную мысль.
«Во всем я вижу вдохновенье, Всему я сердце отдаю». Памяти поэта, фронтовика, художника Николая Николаевича Стрельникова.
Бывают в жизни счастливые встречи, греющие душу особым теплом взаимопонимания, искренности, житейской мудрости. Когда добрая аура собеседника долго не отпускает вас из своего неназойливого плена...
Вот именно такой встречей, подарком судьбы, я считаю для себя личное знакомство с Николаем Николаевичем Стрельниковым и его семьей.
Фронтовик, поэт, художник, человек неординарной и нелегкой судьбы обладал таким искрометным чувством юмора, обаянием, искренностью и вместе с тем той простотой в общении, которую дают истинная интеллигентность, большой жизненный опыт и талант щедрой, открытой людям души.
До личной встречи я знала Николая Николаевича Стрельникова, как автора 10 поэтических сборников, увидевших свет только в годы перестройки. Значительное место в его творчестве занимает военная тема, а одно из стихотворений вошло в поэтическую антологию «Венок славы», где были собраны лучшие стихотворения о Великой Отечественной войне.
Родился Николай Николаевич в одной из небольших деревушек Воронежской области 13-тым ребенком в семье потомственных крестьян Николая Степановича и Акулины Архиповны Стрельниковых. Это их лики строго взирают с портретов, выполненных рукой Николая Николаевича в необычной графической технике. И эти портреты создают особую атмосферу в кабинете поэта, где заботливая супруга сохранила все в неприкосновенности. Даже очки, словно дожидаясь хозяина, занимают строго положенное с давних пор место. Вся серия портретов датирована 1974 годом и сам автор объяснял, что это был для него необъяснимый всплеск вдохновения и подобного мастерства впоследствии он так и не смог достичь.
Вглядитесь в эти портреты: отца, глубоко верующего человека, репрессированного за свое настойчивое желание вести свое справное хозяйство единолично. И матери, выброшенной зимой с 13 детьми из дома, построенного собственными руками.
«Сражение за жизнь»,- так и называется стихотворение Николая Стрельникова, посвященное детству и родителям. Когда в 1936 году отец вернулся домой, в живых осталось только семеро детей. Три сестры и четыре брата, которых сразу же призывают на фронт. Сначала Ивана, который на своем ЗИСе всю войну вывозил стонущих раненых, подвозил боеприпасы на огневые позиции.
Затем - Василия, видящего войну сквозь узкую смотровую щель танка. Почти следом уходит на фронт Степан, выполняя первое боевое задание, он прыгает с парашютом в напичканный врагами черный лес. В 1943 году на фронт уходит младший, Николай. После полугодичного обучения специальности радиотелеграфиста, молоденький худощавый лейтенант воюет в отдельном батальоне связи 1-го Украинского фронта. «Приходилось выдерживать огромный психологический прессинг, когда в шумном эфире нужно было уловить звуки морзянки, понимая, что радиостанцию в любой момент может запеленговать противник»,- вспоминал Николай Николаевич при нашей встрече. - Особенно тяжелыми были бои за польский город Сандомир. Казалось, этот звук непрерывной бомбежки не выдержит мембрана микрофона, а уцелевшая в раскаленном воздухе радиостанция казалась островком чуда. За этот бой 20-летний боец Стрельников был награжден Орденом Красной Звезды.
Суровой вехе его биографии посвящено стихотворение «Сандомирские звезды», вошедшее в сборник поэта «Вмещаю мир». (Москва, «Современник», 1989 г.)
Война закончилась для него в польском городе Бреслау в 1945 году, но еще 5 лет служил он радиотелеграфистом, обучая молодое поколение науке морзянки.
Один дом Стрельниковых стоял в деревне, как заговоренный, обходили его стороной похоронки.
«Как много жизней без возврата
Ушли, сожженные войной.
Но мы, родных четыре брата,
Вернулись все с войны домой».
Такие строчки есть в стихотворении поэта, посвященном братьям. И в мирной жизни пригодилась Николаю Стрельникову специальность, полученная на фронте. Более 15 лет проработал он радистом и картографом в различных геологических экспедициях, пока не надоела ему кочевая жизнь.
В физико-математическом отделе издательства «Наука» он так удачно справился с предложенным ему заданием, что был тут же принят на работу. Графическое изображение обратной стороны Луны, выполненное с космического снимка, вошло во многие практические пособия и учебники.
С будущей супругой, музой и ангелом-хранителем, поэт познакомился совершенно случайно, приехав в гости к сестре в Самару. Встреча возле афиши драматического театра, раз и навсегда определила их судьбу.
«Родство душ»,- так вспоминали они тот день во время нашей беседы. А я, наблюдая их семейный быт, трепетное отношение друг к другу («Колоколя», - обращалась Валентина Николаевна к супругу), думала, что это именно тот брак, о которых говорят, что они совершаются на небесах.
В наш город Конаково Стрельниковых привело увлечение главы семейства рыбалкой. Здешние водные просторы, природные пейзажи, покорили сердце поэта безоговорочно. Переехав из Подмосковья, с любовью обустраивают они свой дом. Здесь все помнит тепло хозяйственных рук Николая Николаевича.
Поэт-фронтовик Николай Старшинов, первый и строжайший рецензент своего тезки, побывав в гостях в Конаково, неоднократно и с восторгом вспоминал восхитительную природу и необыкновенную зимнюю рыбалку, хотя весь улов тогда и составил два килограмма уклейки. Больно сознавать, что двух поэтов-фронтовиков уже нет с нами! И только фотографии семейного альбома светятся их счастливыми улыбками.
Николай Стрельников так умел любить и радоваться жизни, запечатлевая свои ощущения в поэтических строчках, что даже тяжелейший инфаркт не смог покорить это беспокойное сердце! И эта тяга к жизни давала ему неведомые силы. По признанию врачей, сердце его было так изношено, что, казалось, дни его сочтены. Двадцать лет после этого негласного приговора, он продолжал творить, боготворить свою супругу, содержать в порядке ставшим таким родным дом.
В нашем городе и районе есть много памятных мест: это домик писателя И.С. Соколова-Микитова, памятник В. Васильковскому в д. Рябинки, могила художника и дипломата Г.Г. Гагарина, наш зеленый музей - Конаковский бор, занесенный в реестр особо охраняемых природных объектов и многие другие.
И как бы хотелось, чтобы появилось среди них еще одно: скромный уголок поэта, фронтовика Н.Н. Стрельникова, умеющего и на склоне лет воскликнуть со всем жаром своей молодой души:
«Во всем я вижу вдохновенье,
Всему я сердце отдаю!»
Автор: Бутузкина Татьяна, Конаковский краеведческий музей
Далее материалы с сайта Проза.ру
Николай Стрельников о себе: Родился в 1925-м. Тяжелое детство. Несподручная школа. Юность, пришедшаяся на начало войны. Сельскохозяйственные и оборонительные работы. Армия. Фронт. Задержка (на целых пять лет) с демобилизацией — обучение молодого пополнения радиомастерству. Геологические экспедиции в различные районы страны. Работа по графическому оформлению книг в редакции физико-математической литературы. Пенсия. Писать начал поздно. Печатался в районных и областных газетах, в альманахе «Поэзия», в коллективном сборнике «Поэзия моя, ты — из окопа», в «Венке славы». И наконец — вот этот сборник стихов...
Книга далась трудно или, как говорят, у нее нелегкая судьба. Нелегкая потому, что она, книга, почти вся (за исключением нескольких стихотворений) написана в мрачные годы нашей страдальческой истории, в период, от которого веет затхлостью и удушьем. Редакторский гнет (и гнет просто литературных «владык») был до такой степени «гранитным», что раздавливал всякую попытку поэта «со стороны» пробиться в любой печатный орган. Как правило, для «отфутболивания» применялись два-три абсолютно идентичных для всех редакций штампа: «стихи Ваши слабые», «стихи Ваши ниже уровня...» и т. д.
А если говорить о попытке издания книги, то представьте себе такую ситуацию. Вы вручаете в эти самые «гранитные» руки свою рукопись, скажем, на восьмидесяти машинописных листах и с трепетной надеждой ждете ответа. Наконец получаете бандероль, вскрываете ее и — о ужас! — видите все восемьдесят листиков в полной девственной неприкосновенности к ним кого бы то ни было, впиваетесь взглядом в сопровождающее письмо, а в нем... то же самое — мертвое, гранитное, шаблонное: «ниже уровня», «учитесь мастерству»...
Повышенное раздражение начальственных особ вызывали строки гносеологического порядка. В таких случаях автор получал в ответ штампы, предназначенные именно для такого рода литературного материала: «Ваши стихи рассудочны», «в стихах преобладает умозрительное начало» и т. д. То есть никуда не годные стихи.
Меня всегда удивляло, почему, на каком основании производится это «клеймение»? Почему боятся даже самого; эпитета «умозрительный»? Умозрительный! Ведь это же наша сущность! Ведь именно с помощью умозрения мы постигаем мир! Вдумайтесь в это слово: умо-зрение. Ум и зрение. Или — зрение ума. Как это прекрасно: умом зреть — видеть мир, тот мир, в котором наш дух, наши чувства, желания, предвидения, обобщения, наша сила, наше счастье познавать, вмещать в себя всю распростертую действительность и жить ею...
Так почему же, повторяю, бракуется это наше главное богатство и почему оно не может быть взято как материал для стихов? Если у кого-то, у какого-то «владыки» недостаточно развито внимание к вопросам духа, то это не значит, что и все другие находятся на его уровне. Ведь уровень познания и самопознания бесконечен и так же бесконечно стремление к нему.
Есть еще одна разновидность вставлять палки в колеса: «Ваши стихи страдают сентиментальностью», то есть опять же — не пригодные к печати стихи. А в этих, с позволения сказать, «негодных» стихах проникновенно-тонкая психология: невыносимо щемящее чувство раскаяния за причиненную кому-то боль, которую так хочется искупить запоздалой силой прозрения.
И вот это преискреннейшее расположение, тончайшее чувство, на котором держится нравственная основа мира, мордуется литературным ломовщиком, видящим человека через свою дубовую щель.
Приведу еще парочку примеров из этого невеселого набора прошлых негативов. Вы написали строфу:
А я стою средь листьев кутерьмы,
Средь их бесшумно-желтого паренья
И почему-то думаю, что мы,
Живые, выше осени и тленья,
посылаете ее редактору и получаете такой ответ: «Думать-то можно, надо доказать!» И попробуй возрази, что стиховая материя не то пространство, в котором доказываются подобные вопросы — вопросы, на разрешение которых потрачена баснословная масса человеческой энергии, заключенная в неисчислимом количестве фолиантов всех веков... И тем не менее — докажи это в поэтической строке! А еще один «владыка» ответил так: «...Пишите, если находите в этом потребность, но не делайте трагедии из того, что написанное Вами не увидит света». Не увидит света! Вот так и рубили — с ходу, под корень, чтобы ничто из того, что не соответствует их представлениям, ни в коем случае не пробилось к солнцу.
Потом у поэта развилась ишемическая болезнь сердца и ударил инфаркт. Дальнейшее творчество в подобных условиях стало невозможным. Поэт впал в меланхолию... Но тут явилась Перестройка и с помощью друзей подняла поэта на ноги. А вместе с ним поднялась на ноги и его книга...
Спасибо тебе, моя неугомонная Валентина Николаевна, мой самый строгий домашний рецензент, моя опора в жизни и в поэзии. Спасибо вам, Друзья и Знакомые, Все, кто, так или иначе, способствовал выходу в свет моего труда. Дай вам Бог доброго здоровья на многие, многие годы...
Повествуя обо всем этом, я не хочу сказать, что мои стихи идеальные. Как у всякого поэта, в них есть и плюсы, и минусы. Кто-то не примет их и, разумеется, я учитываю это. Но я допускаю и возможность того, что из тысячи читателей найдутся хотя бы несколько человек, которых такая поэзия и такой взгляд на мир не оставят равнодушными. И это будет оправданием тех трудов и той цели, которые приложены к данной книге.
Всё будет вновь...
Из книги "Вечное счастье" (1997 г.)
Когда Творец подарит мне кончину,
Я, покидая этот быт земной,
Приму сей дар как благо, как причину
Соединенья Вечности со мной.
Я счастлив — потому что с детства верил,
Впивал в себя священные слова
И знаю: вместо временной потери
Грядут иные, вечные блага.
Всё будет вновь: таймени, перекаты,
Барханы, луг, душистость чабреца —
Ведь все они, шедевры эти, взяты
Из вековечной мудрости Творца.
Всё будет вновь — до самой до мельчайшей
Частицы мира в ликованье дня,
Который создал Мастер Величайший,
Внедрив его в бессмертного меня.
Всё будет вновь — как знанья воплощенье,
Как разума извечная канва.
Поэтому сегодняшнее тленье
Уйдет, как прошлогодняя трава.
И явится — отныне и навеки —
Премудро-неизменный и святой,
Небесный мир в небесном человеке
Со всей его чудесной красотой.
Всё будет вновь. Чистейше, безгреховно.
С чистейшим, безгреховным бытиём.
Всё будет вновь. Но только — ВСЁ ДУХОВНО.
Бессмертие — везде, всегда, во всём.
Поскольку всё земное прекратится,
С истлевшими картинами его,
Хочу ему я в ноги поклониться —
За дар самопознанья моего.
Спасибо вам, барханы, перекаты,
События, случайности в пути,
Что, из уроков жизни этой взяты,
Вы помогли мне Вечность обрести.
Акафист
Из книги "Круговорот красоты" (проза, стихи).
Назначен час — подобье амбразуры...
Хоть никакие мы не кулаки,
Но по кровавой схеме диктатуры
Нас ожидает путь на Соловки.
Сейчас придут... Но нету их покамест.
Одеты мы и собран скарб вещей.
«Споем Христу Сладчайшему акафист», —
Сказал отец, встав посреди детей.
Перекрестившись, преклонил колена
Перед раскрытой книгою святой.
И взвились «аллилуйя» над вселенной,
Всё озарив небесной красотой.
И мы стояли на коленях тоже,
Обмотанные всяческим тряпьем,
И верили, что нам Господь поможет,
Неправду поразит Своим копьем.
Готовы мы принять любые кары,
Идти в изгнанье хоть на край земли.
Готовы мы. Входите, комиссары!
...Нет, не дано им было.
Не пришли.
Парит в большой избе лоханка...
Из книги "Круговорот красоты" (проза, стихи).
Парит в большой избе лоханка
С горячим пойлом для телка.
Соломы свежая охапка.
Полатей щель у потолка.
В нее, как все на свете дети
В святом родительском гнезде,
Ныряли мы, теплом согреты,
Еще не зная о нужде.
И это всё, что светит ныне
Из «малой родины», из той,
Которая, как лик святыни,
Сегодня кажется мечтой.
Пришла беда... И — ни полатей,
Ни животины, ни избы.
Исчезло всё... И мама с батей —
У края собственной судьбы.
Стоят они перед иконой
(Всё, что оставила им власть)
В логу и, с верою бездонной,
Не устают поклоны класть.
И мы стоим и слышим только
Молитвенный распев отца,
Вонзающийся как иголка
В тугие детские сердца:
«Твоя, Отец Небесный, воля:
Ты дал достаток, Ты и взял.
Такая, видно, наша доля —
Ты за грехи нас наказал...»
Какие же грехи такие?
Трудом нажитая изба
Да словно Эльбрусы крутые
Приобретенных два горба?
Вы не пошли в коммунье стадо,
Остались здравы средь чумы.
Икона, Бог — одна отрада.
И нет ни лога, ни зимы...
Старчество
Из книги "Круговорот красоты" (проза, стихи)
Баржи спускались к океану,
Текли кровавою рекой.
Куда там Диоклетиану
До сверхмасштабности такой...
Все там остались христиане,
Все там,
все там Учителя.
Исчезло старчество в тумане,
Что надвигался из Кремля.
Напрасны вопли после драки,
В наш запоздало горький час.
Напрасны вздохи, эхи, ахи —
Свет пустынь оптинских погас.
Не воскресить былой святыни
Простецких старческих словес,
Хоть храмы, храмы, храмы ныне
Мы воздвигаем до небес.
И освященье, как спектакли,
В дома священники несут.
Но так ли молимся мы, так ли?
И помним ли про страшный суд?
А вдруг окажется на деле
В тот самый грозный, судный час —
Христос нам скажет: «Хоть вы пели
Псалмы, но Я не знаю вас!»...
