Румянцева Мария Александровна. Родилась в деревне Чублово Конаковского района в 1934 году. «Когда началась война, мне было 7 лет. У родителей нас было 6 детей, старший брат Иван жил в Москве, ну а мы были около родителей. Отца забрали на войну сразу же, ему было 45 лет, мать одна осталась с нами. На войне отец пробыл больше года и по болезни его отпустили домой на 2 месяца, но через две недели он умер от горя, не смог пережить смерти сына, которого повесили немцы в Волоколамске. Первый год войны за счет того, что была еще кое какая скотина, жили сносно, но уже на второй год войны скота не было, начался голод, ели траву, щавель, гнилую картошку. Как только началась война, у каждого в огороде были сделаны окопы и, как только летели немецкие самолеты, мы туда прятались. Когда немцы подошли близко к нашей деревне, многие жители решили бежать, но наша мама отказалась, так как лошадей не было, а на санках в сорокаградусный мороз далеко не уедешь и детей заморозишь. Так и остались мы дома. В деревне стояли наши солдаты, и когда немцы были в 7 км от нашей деревни, нашим пришлось отступать к Дмитриевой Горе. Но тут пришло сообщение, что немецкие танки застряли в болоте около Новой деревни, и наши солдаты пошли в ночь в наступление. Помню, как жители деревни поставили стол прямо на улице и собрали еду, каждый принес кто что мог, и проходя мимо, солдаты брали со стола еду, а матери их благословляли. На следующий день после наступления через нашу деревню везли раненых в госпиталь, который находился в Дмитриевой Горе.
В школу в 1 класс я пошла в 1943 году, учиться было очень тяжело, одежды не было, обувь носили по очереди, одна шуба была на всех. Работать мы начали с 9 лет, была специально создана бригада детей, старшей была бабушка. Что мы только не делали: и серпом жали, боронили на быках, возили навоз на поля, а после жатвы собирали колоски в поле, было очень строго, у наших родственников дети сунули в сапог 7 колосков ,за это матери этих детей присудили 7 лет тюрьмы.
Старшая моя сестра в войну училась на курсах трактористов, после окончания курсов их группу направили весной под Селижарово на уборку трупов. Помню хорошо, как приехав домой, она рассказывала, что было столько погибших, что река была красная от крови.
Еще хочу рассказать про своего старшего брата, Маненкова Ивана Александровича. Иван родился в 1923 году, учился в Марьинской школе вместе с Рулевым И.А., затем в Конаково, после окончания 8 классов уехал в Москву к дяде, тот устроил его слесарем на завод «Москабель». Когда началась война, Ване было 18 лет, и он был взят на оборону Москвы, а затем ушел в партизанский отряд, где выполнял задания командования по уничтожению немцев. До группы партизан, состоявшей из 8 человек - 2 девушки и 6 ребят, в том числе и мой брат Иван, было доведено важное задание – взорвать немецкий штаб в Волоколамске. Когда шли на задание, нарвались на засаду немцев, целую ночь отстреливались и когда закончились патроны, их всех 8 человек немцы взяли в плен. Их пытали, но никто ничего не сказал и никого не предал. После пыток их повесили на площади Волоколамска - всем им было по 18-20 лет. Для устрашения жителей Волоколамска висели они 52 дня и были похоронены ,когда наши войска освободили Волоколамск, на том же месте, где и были повешены. В 1960 году их перезахоронили в городской парк, где и поставлен был памятник. Все 8 человек были посмертно награждены Орденом Ленина. Мама о смерти своего сына не знала ничего, пока мой брат не рассказал, придя из школы ,что им в классе читали газету про 8 героев, один из них был похож на нашего Ваню. Мама тут же побежала в школу за газетой, из которой узнала о смерти своего сына».
Хомякова Валентина Николаевна. Родилась я в 1934 году в Лиговке под Ленинградом. «На начало войны мне было 7 лет. Когда началось наступление фашистских войск, моя семья переехала с Лиговки в Ленинград, где и находились во время блокады Ленинграда. Мои детские воспоминания о блокаде: самое первое-это страх, как же было страшно, когда бомбили, до сих пор я это не забуду. Недалеко от дома, где мы жили, стояла воинская часть и вот, уходя на работу, мама протискивала меня под забор к ним и там я находилась, пока мама не придет с работы, там я и спасалась от бомбежки .Было очень голодно, но спасибо военным, каждый даст по ложке супа, так и выживала. Когда открыли дорогу жизни, моей семье предложили эвакуироваться и, конечно, мы согласились. Очень страшно было ехать, бомбили, но в нашу машину, слава Богу, не попали. Привезли нас в Омск, после Омска переправили в Салехард, где и поселили в одну комнату сразу три семьи. Питались мы по карточкам, также и вещи обменивали на еду, но все равно было голодно. Там мы жили до окончания войны, а затем перебрались в Калининскую область, в Оленинский район к маминому брату. Вернулся с войны отец, как же мы были этому рады, ведь мы его не видели всю войну и очень за него переживали. Купили домик, и жить нам стало легче».
Хомяков Виталий Иванович. «Когда началась война, мне было 7 лет. В семье нас было трое детей. Отца сразу же забрали на войну, где он и пропал без вести. Во время войны нашу деревню Воронино Оленинского района заняли немцы. Мы хотели сбежать от них, уехать в другое место, но доехали до Ржева и нас вернули назад, так как попали в самое пекло Ржевской битвы. Когда возвращались назад, вся дорого была усыпана трупами, смотреть было жутко. Вернувшись, домой, мать бала вынуждена работать у немцев, что они заставляли делать, то и делала, стирала, мыла полы. Было очень голодно, ели траву, лебеду, сныть, крапиву. Немцы, если что не так, били нас, ребятишек, мы их боялись, ведь могли и убить. Были в деревне и предатели, которые доносили немцам, у кого, что было спрятано, какие либо вещи хорошие, еда, курицы. После освобождения деревни от немцев, все в колхозе работали: и стар и мал. Лошадей не было, немцы уничтожили всех, поэтому приходилось пахать поля на себе, чтобы засеять поле, приходилось носить зерно от зерносклада на себе за 3 км. Но, несмотря на такую тяжелую работу, все радовались тому, что были освобождены от немцев».
Кротова Валентина Николаевна. Родилась в 1945 году в д. Чублово Конаковского района. «Когда началась война я была еще маленькая, но помню, как летели немецкие самолеты, как бомбили, даже на нашу деревню была сброшена бомба, которая упала рядом с нашим домом, на месте этой воронки образовался пруд. В школу я пошла в 1942 году, книг не было, тетрадей тоже не было, писали на обрывках бумаги палочками от малины, вместо чернил пользовались свекольным соком или разводили в воде сажу. Помню, было очень голодно, постоянно хотелось, есть, мы собирали гнилую картошку на полях, а мама промывала и пекла крахмальные лепешки. Когда закончила 1 класс, было мне 8 лет, и вот встретила меня бригадир на улице и попросила выйти на работу. Так и проработала до школы все лето в поле. Матери наши пахали на лошадях, а мы, ребятишки, боронили на быках, а также пололи лен, пшеницу, поливали овощи. Много пришлось работать на льне: теребили лен руками, вязали его в снопы, возили его в овины, затем колотили снопы вальками, тем самым отделяли семена льна. Матери льносемя веяли и на маслобойке сбивали из семян льна масло, но этого масла мы не видели, ни грамма, так как все сдавалось государству. Помню, когда закончилась война, мы всей школой ходили на митинг к сельсовету, там собрался народ со всех деревень. Было много слез, плакали все, кто от радости, что родные живы и вернутся домой, кто и от горя, что погибли родные на войне, не дожили до победы, но все равно радость была огромная, все ликовали, что наступила долгожданная победа. После окончания войны, в течение трех месяцев я каждый день бегала за 2 км до перекрестка встречать отца. Хоть и было нам извещение, что он пропал без вести, но мы не верили, надеялись, что отец жив, но так отца я и не встретила, так и не знаем ничего, где он погиб. Из нашей деревни не вернулось 13 человек».
Макарихина Нина Семеновна. «Родилась я в Ленинграде в 1934 году. Жили в доме около Московского вокзала, когда началась война и начали бомбить город, то один из снарядов попал в наш дом и нас всех с этого дома эвакуировали в здание научно – исследовательского института и поселили в лаборатории. Помню, было очень холодно, мама достала, где то маленькую печку, трубу вывели в форточку, печку топили мебелью из лаборатории, вот так мы обогревались и готовили на ней какую-то еду. Блокада началась 8 сентября, продуктов не было никаких, даже по карточкам ничего не давали, кроме хлеба – 125 грамм в день детям, взрослым – 250 грамм. Суп варили из крапивы и травы, которую собирали на кладбище, так как в городе даже травы было не найти. Помню, как разбомбили вагон с мукой около Московского вокзала и все бросились туда собирать муку с земли, и вот с этой грязной муки пекли лепешки на олифе и с радостью их ели. Голод, холод (в здании, где мы жили при бомбежке, были выбиты все стекла) делали свое дело, в соседних комнатах начали умирать люди, а через неделю мама пришла и сказала, что в живых остались только мы и соседи. В этом здании мы пробыли до декабря, затем пришла комиссия и нас переселила в другой дом, находившейся по этой же улице. Жить в этом доме было приемлемо, так же поставили печку с трубой, выведенной на улицу. За водой ходили на реку Фонтанку. В садик мы с сестрой уже не ходили, мать оставляла нас одних дома, сама уходила на работу, а мы сидели на кровати и очень боялись крыс, которых было много, они даже к нам запрыгивали на кровать. От голода я почти не двигалась, не было сил, превратилась в дистрофика. В апреле пришел приказ: всех, у кого двое детей, эвакуировать из Ленинграда. Нас направили на берег Ладожского озера, откуда начиналась дорога жизни. Пока ждали своей очереди, мы жили на станции Вагановка, вот здесь- то нас начали немного подкармливать. Мама рассказывала, что я была очень истощена, вообще уже не двигалась, а только просила: «Мама, хлеба, мама, хлеба». До сих пор вспоминаю это со слезами. Наша очередь подошла только в июне отправлять нас на Большую землю. Помню, как посадили нас на 4 катера, и не успели мы еще отплыть, как налетели немецкие самолеты и на наших глазах разбомбили передних два катера. Повсюду крик, плач, помню, мама нас обняла и сказала: «Ну, девчонки, от голода не умерли, так сейчас умрем и на корм рыбам пойдем». На наше счастье прилетели наши самолеты, и это нас спасло, больше не бомбили. На Большой земле мы попали в Чувашию. Помню, около поезда было много телег, запряженных лошадьми, это встречали нас. Развезли нас по деревням, где определили на постой. В Чувашии мы начали понемногу приходить в себя, так как было, что поесть и было тепло. Там мы прожили 2,5 года, там я и в школу пошла, но мама решила переехать из Чувашии в Тверскую область, в Лихославский район к бабушке. Прожив у нее недолго, мы переехали в Лихославль, где сначала снимали жилье, а затем маме дали комнату с подселением от завода, где она работала. В Лихославле я окончила школу и поступила в учительский институт в Вышнем Волочке».
Кошкина Елена Егоровна. «Родилась я в 1924 году в Пензенской области. В семье у родителей было 15 детей. Когда началась война, отца сразу же забрали на фронт, там он и погиб при освобождении Белоруссии, там же и похоронен. Меня и еще 6 девушек вначале войны отправили в тайгу на лесозаготовки. Работа была очень тяжелая, а еды было всего -500 г хлеба в день и больше ничего. После тайги нас увезли в Комсомольск на Амуре строить железную дорогу. Там я пробыла всю войну. Жили мы в холодных бараках, спали на голых нарах, хлеба давали по 500 г в день, работали по 12 часов в день, помню, какая же была тяжелая работа, таскали рельсы, укладывали шпалы. Мы не имели никакой связи с родными, ничего про них не знали. После окончания войны нас отправили домой в товарном вагоне, никакие дорожные невзгоды не омрачали нашего настроения, были счастливы, что, наконец, окончена война и едем домой. Дома мама встретила меня со слезами, думала, что меня нет в живых. Приехав домой, многие мои подруги, которые были вместе со мной в Комсомольске, умерли от потери здоровья, которое было подорвано тяжелым трудом на строительстве железной дороги. От голода умерли в войну многие мои братья и сестры».
Телегина Анна Клавдиевна. «Когда началась война, мы жили в Казахстане, в городе Балхаш. Мне было 13 лет,2 года проучилась в школе и с 15 лет устроилась на работу на рыбокомбинат, а мои одноклассники – ребята ушли добровольцами на фронт. На комбинате основной рабочей силой были дети, которые, наряду с взрослыми, трудились за станками. Было очень голодно, работали по 12часов, спали около станков, не уходя домой. Хоть и работали на рыбе, но кусочка рыбы нельзя было взять, если поймают, то посадят, с этим было очень строго. Жили мы в бараках, которые насквозь продувались ветром, поэтому зимой было очень холодно, а летом спали на улице. Заработанные нами деньги перечислялись на фронт, также собирали посылки из вещей и отправляли на фронт. Всю войну я проработала у станка и только в 1947 году ушла на другую работу. Отца моего забрали на войну в 1941 году и в этом же году он погиб. Брат ушел добровольцем на фронт в 14 лет, но, слава Богу, вернулся с войны живым».
Цветкова Александра Васильевна. «Родилась в 1930 году, когда началась война, окончила школу - 4 класса, было мне 11 лет. Мать моя меня в школу больше не пустила, сказала: «Не до школы, Шурка, иди работать в колхоз». В колхозе большое поле было засеяно льном, и вот, мы все ребятишки работали все лето на льне: теребили лен, вязали его в снопы, на быках вывозили с поля в сараи, а зимой мяли лен руками. Также летом работали на быках, пахали на них, боронили. Через 2 года, а было мне всего 13 лет, отправили меня на лесозаготовки. В лесу мы ручными пилами пилили березы, и из спиленных берез делали шпалы. На лесозаготовках была 3 года (1943-1945 г.). От тяжелой работы у меня заболели руки и ноги. Не скажу, что в войну нам было сильно голодно, в колхозе нам давали зерно на трудодни, мы его мололи и пекли лепешки, еще выручали овощи со своих огородов. Моего отца впервые же дни войны забрали на фронт, был сильно ранен и после госпиталя его комиссовали домой. Брат тоже ушел на войну в 17 лет. Служил в танковой части, во время Сталинградской битвы сгорел в танке. Другой брат на начало войны учился в Ленинграде. Всю блокаду пробыл там, ему посчастливилось выжить, домой вернулся таким дистрофиком, что мы его не узнали. Рассказывал нам про ужасы блокады, а мы, слушая его, все плакали».
Булычева Мария Ивановна. «Июнь 1941 года. Мы, дети, играем на улице в разные игры. Мне было 10 лет, вдруг мне кричит мама из окна: «Маня, скорей домой, у мамы на глазах слезы, дочка, это война! На нашу Родину напал Гитлер, это настоящее горе!». У нас на стене висело радио «тарелка» и мы все слушали сообщение Левитана о начале войны. На другой день каждая семья провожала на фронт своих родственников, плач стоял повсюду. Осенью в школу я не пошла, так как была вынуждена сидеть в няньках со своими младшими братьями и сестрами. Жить стало очень тяжело, продуктов не было, и мама вынуждена была ходить по дальним деревням и менять вещи на рожь, овес, картошку. Так как вещей хороших не было, то я на своих маленьких братиков и сестер одевала старые, рваные большие одежды с взрослых. Спали на русской печи, на соломе. В конце 1941 года появилась контора для помощи сильно бедным, нас взяли на учет и стали помогать продуктами. Мужчины из нашей деревни ушли на войну в июне- августе 1941года, а уже в декабре, январе семьи стали получать похоронки. У меня из моих 8 дядей вернулись только двое, все остальные погибли в 1941 году. Мой отец с войны вернулся больным человеком, был сильно контужен и из-за болезни головы не мог работать».
Скворцова Надежда Николаевна. «Я хочу записать воспоминания моей бабушки - Щегловой Любови Васильевны. Очень хорошо помню, как каждый год 9 мая бабушка зажигала свечку перед иконами, крестилась и поминала всех, кто из родственников погиб на войне. Затем дома накрывали стол и отмечали этот святой праздник - День Победы. И вот за столом мы каждый этот праздник слушали бабушкин рассказ, как погиб ее муж, а мой дед - Щеглов Алексей Николаевич. Мы уже наизусть знали все, что говорила бабушка, но продолжали слушать, так как эти воспоминания о войне - это не проходящая душевная боль моей бабушки .Моего деда забрали на войну сразу же в первые дни войны, бабушка получила от него всего одно письмо и все, больше никаких вестей о нем не было. Конечно, переживали о нем и бабушка и папа (папе было 10 лет), но надеялись на лучшее. И вот однажды в январе к нам в дом постучал незнакомый мужчина, когда спросили: «Кто?», то он ответил, что пришел рассказать о Щеглове Алексее. Вот его рассказ. «Мы с Алексеем попали служить вместе в одну часть, и вот под Ржевом мы попали в плен к немцам. Нас, пленных, а было нас много, раздели до нижнего белья, а с Алексея еще и сапоги сняли, приглянулись немцам, остался он в одних портянках и вот в таком виде загнали в сарай, а мороз был 40 градусов. Стали нас гонять на работу, рыть окопы, кормили морожеными капустными листьями, конечно, многие умерли от холода и голода, обморозил ноги и Алексей. Они у него распухли и почернели, он не мог уже вставать на ноги, но немцы били его прикладами, поднимая на работу. Но, однажды, как бы его не били немцы, он так и не смог встать. Когда нас пригнали с работы, Алексей был уже мертв. А на другой день нас освободили наши, и я попал в госпиталь, и как вышел оттуда, вот разыскал вас и выполнил последнюю просьбу Алексея, рассказал, как он умер. Один день он не дожил до освобождения. Похоронен мой дед во Ржеве в братской могиле.
Другой мой дед - Суворов Павел Никифорович пропал на войне без вести».
Материал предоставлен библиотекарем Селиховской сельской библиотеки Скворцовой Н.Н.
